я дверь отверстая стивен кинг

Remont kvartiry v Irpene Отделка

Я дверь отверстая стивен кинг

Мы с Ричардом сидели у меня на веранде, выходящей к песчаным дюнам на берегу залива. Дымок от его сигары лениво струился в воздухе, отгоняя москитов на почтительное расстояние. Вода была спокойного зеленовато-голубого цвета, небо — по-настоящему темно-синее. Приятное сочетание.

— Ты закопал его? — со вздохом спросил Ричард.

— Да. — Я полез в нагрудный карман и достал сигарету. Руки, перевязанные бинтами, с трудом повиновались. Они противно зудели. — Если хочешь посмотреть, придется пригнать багги. Это по песку не покатишь. — Я похлопал по своей каталке.

Свой багги с широкими, как подушки, шинами Ричард сделал из «фольксвагена» модели 1959 года. На нем он собирал прибитые к берегу деревья.

Попыхивая сигарой, он смотрел на залив,

— Не сейчас. Расскажи-ка мне еще раз.

Я вздохнул и попытался зажечь сигарету. Он забрал у меня спички и зажег сам. Я дважды глубоко затянулся. Пальцы нестерпимо зудели.

— Ладно, — сказал я. — Вчера вечером часов в семь я сидел здесь, смотрел на залив и курил, вот как сейчас, и…

— Начни с самого начала, — попросил он.

— Расскажи мне о полете, Я покачал головой.

— Ричард, мы уже об этом сотни раз говорили. Ничего нового…

— Постарайся вспомнить, — сказал он. — Может быть, вспомнишь сейчас.

— Вполне возможно. А как закончишь, поедем искать могилу.

— Могилу, — повторил я. В этом слове был какой-то коварный, страшный смысл, непонятный и мрачный; загадочнее даже, чем тьма того грозного океана, по которому мы с Кори плыли тогда, пять лет назад. Тьма, тьма, тьма.

Под бинтами мои новые глаза слепо таращились в окутывавшую их темноту…

…На орбиту нас вывела мощная ракета-носитель. Мы сделали виток вокруг Земли, проверяя работу всех систем корабля, и затем взяли курс на Венеру. Далеко остался сенат, все еще взбудораженно обсуждавший, целесообразно ли и дальше тратить такие средства на космические исследования, и руководство НАСА, неустанно молившееся, чтобы мы хоть что-нибудь нашли. Что угодно, но лишь бы нашли.

— Неважно что, — любил говаривать, слегка подвыпив, Дон Ловинджер, руководитель программы «Зевс». — У вас есть все, что надо: новейшее оборудование, плюс пять мощнейших телекамер и отличный телескоп с миллионом всяких линз и фильтров. Найдите золото или платину. А лучше всего каких-нибудь симпатичных глупеньких синих человечков, которых мы могли бы изучать, заставить на себя работать, и над которыми чувствовали бы свое превосходство. Найдите все, что угодно.

Кори и я горели желанием оправдать, если удастся, эти надежды. До сих пор исследования открытого космоса не принесли никаких ощутимых результатов. Начиная с Бормана, Андерса и Ловелла, слетавших в 68-м к Луне и обнаруживших пустынный малопривлекательный мир, похожий на грязный песчаный пляж, и кончая Маркеном и Джаксом, высадившимися десятилетия спустя на Марсе только затем, чтобы увидеть перед собой бесплодную пустыню, покрытую смерзшимся песком и цепляющимися за жизнь лишайниками, — все наши свершения были сплошной неудачей, стоившей миллиарды. Были и жертвы: Педерсон и Лидерер, оставшиеся навечно летать вокруг Солнца после того, как внезапно отказали сразу все системы корабля. Джон Дейвис, чья небольшая орбитальная станция по «счастливой» случайности — один шанс из тысячи — была пробита метеоритом. Да, исследования почти не продвинулись вперед. Похоже, полет к Венере мог стать нашей последней возможностью заявить о себе.

Прошло шестнадцать дней полета. Мы наблюдали, как Венера из звезды вырастает в круг размером с хрустальный шар для гадания; перекидывались шуточками с центром управления в Хантсвилле, слушали записи Вагнера и «Битлз», следили за ходом автоматизированных экспериментов, охватывавших практически все — от измерений солнечного ветра до проблем навигации в открытом космосе. Дважды проводили корректировку траектории полета, в обоих случаях минимальную. А на девятый день Кори пришлось выйти из корабля и долбить по выдвижной АДК, пока она не заработала. Ничего особенного больше не произошло, пока…

— АДК? — переспросил Ричард. — Это еще что?

— Антенна для дальнего космоса. Эксперимент, который так и не удался. Мы передавали в эфир высокочастотные импульсы в надежде на то, что кого-нибудь угораздит их принять, — я потер пальцы о брюки, но это не принесло облегчения — наоборот, зуд еще больше усилился, — Видишь ли, это что-то вроде радиотелескопа в Западной Виргинии, который принимает сигналы из космоса. Только мы не принимали, а передавали, в основном на дальние планеты: Юпитер, Сатурн, Уран. Но если там и есть разумные жители, как раз тогда они, видимо, все, как один, крепко спали.

— Из корабля выходил только Кори?

— Да. И если он принес с собой какую-нибудь межзвездную чуму, телеметрия ее не обнаружила.

— Не в этом дело, — рассердился я, — Важно только то, что происходит здесь и теперь… Вчера вечером они убили парнишку, Ричард, Поверь, это было просто ужасно…

— Рассказывай дальше, — попросил он.

Я глухо рассмеялся:

Наконец мы вышли на эксцентрическую орбиту. Она была вытянутой и постепенно приближалась к поверхности планеты, Триста двадцать к двадцати шести милям — это на первом витке. На втором апогей был еще выше, а перигей ниже. Мы облетели Венеру, как и планировалось, четыре раза. Рассмотрели ее как следует. Отсняли больше шестисот слайдов и бог знает сколько кинопленки.

Облачный покров состоит в равных пропорциях из метана, аммиака, пыли. Сама планета напоминает Большой Каньон в аэродинамической трубе. Кори рассчитал, что скорость ветра у поверхности около 600 миль в час. При спуске наш зонд непрерывно пищал, а потом, взвизгнув, умолк. Мы не увидели ни растительности, ни каких-либо признаков жизни, Спектроскоп показал лишь незначительные залежи полезных ископаемых. Вот тебе и Венера. Нет ничего, и хоть ты лопни. Только страх. Словно летаешь вокруг дома с привидениями в открытом космосе. Знаю, это уже не из области науки, но поверь, у меня внутри все переворачивалось от страха до тех пор, пока мы оттуда не убрались. Она не похожа на Луну. И Луна пустынна, но она какая-то… ну, словом, дезинфицированная, что ли. Мир. открывшийся нам, совершенно не похож на все, к чему мы привыкли. Может, и к лучшему, что Венера скрыта от нас облаками. На вид она словно обглоданный череп, точнее, пожалуй, не скажешь.

Источник

Я дверь отверстая стивен кинг

Я – дверь отверстая

Мы с Ричардом сидели на крыльце, любовались песчаными дюнами и Мексиканским заливом за ними. Дым сигары Ричарда лениво клубился, держа комаров на почтительном расстоянии. Океан на горизонте отдавал прохладной зеленью, а небо над ним было глубокого синего цвета. Красиво, что и говорить.

– Не приснилось. И я его не убивал, говорю же. Это все они. Я лишь дверь.

Я достал сигарету из кармана рубашки. Перебинтованные руки слушались плохо. И чесались немилосердно.

– Если захочешь посмотреть, придется брать твой пескоход. Это, – я кивнул на свою инвалидную коляску, – по песку не ездит.

У Ричарда был багги для передвижения по дюнам – переделанный «фольксваген-жук» 1959 года с полуметровыми колесами. Он собирал на нем плавник – деревянные обломки, вынесенные волнами на берег. С тех пор как Ричард продал свое агентство недвижимости в Мэриленде, он жил тут, на косе Каролина, – делал из плавника скульптуры и по безбожной цене загонял их туристам.

Он пыхнул сигарой и посмотрел на залив.

– Да уж. Расскажи все сначала.

Я вздохнул и попытался закурить. Ричард отобрал у меня спички и зажег сигарету. Я сделал две глубокие затяжки. Пальцы нестерпимо чесались.

– Хорошо, – кивнул я. – Вчера, часов в семь вечера, я был на пляже, смотрел на залив, курил, как сейчас, и тут…

– Ричард, ну сколько можно? Ничего нового…

Испещренное глубокими морщинами лицо Ричарда было загадочным, как его скульптуры.

– Может, ты вспомнишь что-то еще, – сказал он. – Сейчас точно вспомнить.

– Конечно. А когда закончишь, поищем могилу.

– Могила… – повторил я. Пустое, гулкое слово – темное, темнее даже того безбрежного пространства, которое мы с Кори пересекли пять лет назад. Тьма, тьма, тьма.

Мои новые глаза под повязками слепо таращились в темень стягивавших их бинтов. Они ужасно чесались.

На орбиту нас с Кори зашвырнула ракета «Сатурн-16». Кто-то из комментаторов окрестил ее Ракетой-Небоскребом. Здоровенная была дура, ничего не скажешь. Рядом с ней первые «Сатурны» казались детскими игрушками. Стартовую площадку пришлось заглубить на шестьдесят метров – иначе сдуло бы в океан половину мыса Кеннеди.

Мы сделали оборот вокруг Земли, проверили все системы, потом включили разгонный блок. Направление – Венера. На Земле остался сенат, в котором шла драка по поводу ассигнований на исследование космоса, и группа людей из НАСА, молившихся, чтобы мы нашли хоть что-то полезное. Что угодно.

– Не важно что, – каждый раз говорил после пары стаканов Дон Ловинджер, штатный умник проекта «Зевс». – В вашем распоряжении куча приборов, пять роскошных телекамер и маленький, но крутой телескоп с хреновой тучей всяких там фильтров и линз. Найдите золото, найдите платину. А еще лучше – найдите каких-нибудь милых, туповатых синих человечков, чтобы мы их изучали, ощущая свое превосходство. Хоть что-нибудь! Да хоть призрак Пиноккио – уже дело.

Мы с Кори, разумеется, горели желанием сделать все, что в наших силах. Но космическая программа никак не шла. Начиная с Бормана, Андерса и Ловелла, облетевших в 1968 году Луну и увидевших пустынный зловещий мир, похожий на грязный песчаный пляж, и заканчивая Маркэном и Джексом, которые опустились на поверхность Марса одиннадцать лет спустя – лишь для того, чтобы обнаружить мерзлую пустыню и пару полудохлых лишайников, – исследование космоса оказалось поистине грандиозным (и очень дорогостоящим) провалом. Были и потери: Педерсон и Ледерер, навеки застрявшие на орбите вокруг Солнца из-за отказа всех систем во время предпоследнего полета программы «Аполлон». Джон Дэвис, маленькую орбитальную обсерваторию которого прошил метеорит, использовавший свою редкую, один к миллиону, вероятность. Нет, эту программу вряд ли кто-то назвал бы удачной. На самом деле Венера оставалась последним шансом швырнуть миру в лицо сакраментальное «Мы же вам говорили!».

Шел шестнадцатый день полета – мы ели консервы, играли в карты, успели простудиться и выздороветь – с технической точки зрения все было тип-топ. На третий день у нас накрылся конденсатор влаги, мы перешли на запасной – и все, практически никаких проблем до самого возвращения на Землю. Мы наблюдали, как Венера в иллюминаторе вырастала от яркой точки до белесого хрустального шара, обменивались шутками с ЦУПом, слушали записи Вагнера и «битлов», контролировали результаты экспериментов: от измерения солнечного ветра до навигации в глубоком космосе. Нам пришлось дважды микроскопически корректировать курс, а на девятый день полета Кори выбрался в открытый космос и пинал УНА, пока она не соизволила раскрыться. Больше ничего из ряда вон выходящего.

– УНА? – переспросил Ричард. – Что это?

– Неудачный эксперимент. Так мы в НАСА называли Узконаправленную Антенну – она передавала число «Пи» высокочастотными импульсами всем, кто захотел бы услышать.

Я потер руки об штаны, но это не помогло. Наоборот, стало хуже.

– Идея та же, что и с радиотелескопом в Западной Виргинии – читал, наверное, – она «слушает» звезды. Только мы, вместо приема, передавали сигнал на Юпитер, Сатурн, Уран. Если там и была какая-то разумная жизнь, то как раз в это время она крепко дрыхла.

– В космос выходил только Кори?

– Да. И если он занес внутрь какую-то межзвездную чуму, телеметрия этого не показала.

– Уже не важно, – бросил я раздраженно. – Важно, что происходит здесь и сейчас. Ричард, вчера они убили мальчонку. Зрелище было не из приятных – как и ощущения. Его голова… она взорвалась. Как если бы кто-то выскреб из черепа его мозги и положил вместо них гранату.

– Что еще рассказать? Мы перешли на околопланетную орбиту с сильным эксцентриситетом, от трехсот двадцати до семидесяти шести миль – и это только на первом витке, дальше апогей стал еще больше, а перигей уменьшился. Можно было сделать не больше четырех витков, мы пошли на максимум. Отлично рассмотрели планету, сделали около шести сотен снимков и собрали бог знает сколько видеоматериалов.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Источник

Я дверь отверстая стивен кинг

Я – дверь отверстая

Мы с Ричардом сидели на крыльце, любовались песчаными дюнами и Мексиканским заливом за ними. Дым сигары Ричарда лениво клубился, держа комаров на почтительном расстоянии. Океан на горизонте отдавал прохладной зеленью, а небо над ним было глубокого синего цвета. Красиво, что и говорить.

– Не приснилось. И я его не убивал, говорю же. Это все они. Я лишь дверь.

Я достал сигарету из кармана рубашки. Перебинтованные руки слушались плохо. И чесались немилосердно.

– Если захочешь посмотреть, придется брать твой пескоход. Это, – я кивнул на свою инвалидную коляску, – по песку не ездит.

У Ричарда был багги для передвижения по дюнам – переделанный «фольксваген-жук» 1959 года с полуметровыми колесами. Он собирал на нем плавник – деревянные обломки, вынесенные волнами на берег. С тех пор как Ричард продал свое агентство недвижимости в Мэриленде, он жил тут, на косе Каролина, – делал из плавника скульптуры и по безбожной цене загонял их туристам.

Он пыхнул сигарой и посмотрел на залив.

– Да уж. Расскажи все сначала.

Я вздохнул и попытался закурить. Ричард отобрал у меня спички и зажег сигарету. Я сделал две глубокие затяжки. Пальцы нестерпимо чесались.

– Хорошо, – кивнул я. – Вчера, часов в семь вечера, я был на пляже, смотрел на залив, курил, как сейчас, и тут…

– Ричард, ну сколько можно? Ничего нового…

Испещренное глубокими морщинами лицо Ричарда было загадочным, как его скульптуры.

– Может, ты вспомнишь что-то еще, – сказал он. – Сейчас точно вспомнить.

– Конечно. А когда закончишь, поищем могилу.

– Могила… – повторил я. Пустое, гулкое слово – темное, темнее даже того безбрежного пространства, которое мы с Кори пересекли пять лет назад. Тьма, тьма, тьма.

Мои новые глаза под повязками слепо таращились в темень стягивавших их бинтов. Они ужасно чесались.

На орбиту нас с Кори зашвырнула ракета «Сатурн-16». Кто-то из комментаторов окрестил ее Ракетой-Небоскребом. Здоровенная была дура, ничего не скажешь. Рядом с ней первые «Сатурны» казались детскими игрушками. Стартовую площадку пришлось заглубить на шестьдесят метров – иначе сдуло бы в океан половину мыса Кеннеди.

Мы сделали оборот вокруг Земли, проверили все системы, потом включили разгонный блок. Направление – Венера. На Земле остался сенат, в котором шла драка по поводу ассигнований на исследование космоса, и группа людей из НАСА, молившихся, чтобы мы нашли хоть что-то полезное. Что угодно.

– Не важно что, – каждый раз говорил после пары стаканов Дон Ловинджер, штатный умник проекта «Зевс». – В вашем распоряжении куча приборов, пять роскошных телекамер и маленький, но крутой телескоп с хреновой тучей всяких там фильтров и линз. Найдите золото, найдите платину. А еще лучше – найдите каких-нибудь милых, туповатых синих человечков, чтобы мы их изучали, ощущая свое превосходство. Хоть что-нибудь! Да хоть призрак Пиноккио – уже дело.

Мы с Кори, разумеется, горели желанием сделать все, что в наших силах. Но космическая программа никак не шла. Начиная с Бормана, Андерса и Ловелла, облетевших в 1968 году Луну и увидевших пустынный зловещий мир, похожий на грязный песчаный пляж, и заканчивая Маркэном и Джексом, которые опустились на поверхность Марса одиннадцать лет спустя – лишь для того, чтобы обнаружить мерзлую пустыню и пару полудохлых лишайников, – исследование космоса оказалось поистине грандиозным (и очень дорогостоящим) провалом. Были и потери: Педерсон и Ледерер, навеки застрявшие на орбите вокруг Солнца из-за отказа всех систем во время предпоследнего полета программы «Аполлон». Джон Дэвис, маленькую орбитальную обсерваторию которого прошил метеорит, использовавший свою редкую, один к миллиону, вероятность. Нет, эту программу вряд ли кто-то назвал бы удачной. На самом деле Венера оставалась последним шансом швырнуть миру в лицо сакраментальное «Мы же вам говорили!».

Шел шестнадцатый день полета – мы ели консервы, играли в карты, успели простудиться и выздороветь – с технической точки зрения все было тип-топ. На третий день у нас накрылся конденсатор влаги, мы перешли на запасной – и все, практически никаких проблем до самого возвращения на Землю. Мы наблюдали, как Венера в иллюминаторе вырастала от яркой точки до белесого хрустального шара, обменивались шутками с ЦУПом, слушали записи Вагнера и «битлов», контролировали результаты экспериментов: от измерения солнечного ветра до навигации в глубоком космосе. Нам пришлось дважды микроскопически корректировать курс, а на девятый день полета Кори выбрался в открытый космос и пинал УНА, пока она не соизволила раскрыться. Больше ничего из ряда вон выходящего.

– УНА? – переспросил Ричард. – Что это?

– Неудачный эксперимент. Так мы в НАСА называли Узконаправленную Антенну – она передавала число «Пи» высокочастотными импульсами всем, кто захотел бы услышать.

Я потер руки об штаны, но это не помогло. Наоборот, стало хуже.

– Идея та же, что и с радиотелескопом в Западной Виргинии – читал, наверное, – она «слушает» звезды. Только мы, вместо приема, передавали сигнал на Юпитер, Сатурн, Уран. Если там и была какая-то разумная жизнь, то как раз в это время она крепко дрыхла.

– В космос выходил только Кори?

– Да. И если он занес внутрь какую-то межзвездную чуму, телеметрия этого не показала.

– Уже не важно, – бросил я раздраженно. – Важно, что происходит здесь и сейчас. Ричард, вчера они убили мальчонку. Зрелище было не из приятных – как и ощущения. Его голова… она взорвалась. Как если бы кто-то выскреб из черепа его мозги и положил вместо них гранату.

– Что еще рассказать? Мы перешли на околопланетную орбиту с сильным эксцентриситетом, от трехсот двадцати до семидесяти шести миль – и это только на первом витке, дальше апогей стал еще больше, а перигей уменьшился. Можно было сделать не больше четырех витков, мы пошли на максимум. Отлично рассмотрели планету, сделали около шести сотен снимков и собрали бог знает сколько видеоматериалов.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Источник

Я дверь отверстая стивен кинг

Мы с Ричардом сидели у меня на веранде, выходящей к песчаным дюнам на берегу залива. Дымок от его сигары лениво струился в воздухе, отгоняя москитов на почтительное расстояние. Вода была спокойного зеленовато-голубого цвета, небо — по-настоящему темно-синее. Приятное сочетание.

— Ты закопал его? — со вздохом спросил Ричард.

— Да. — Я полез в нагрудный карман и достал сигарету. Руки, перевязанные бинтами, с трудом повиновались. Они противно зудели. — Если хочешь посмотреть, придется пригнать багги. Это по песку не покатишь. — Я похлопал по своей каталке.

Свой багги с широкими, как подушки, шинами Ричард сделал из «фольксвагена» модели 1959 года. На нем он собирал прибитые к берегу деревья.

Попыхивая сигарой, он смотрел на залив,

— Не сейчас. Расскажи-ка мне еще раз.

Я вздохнул и попытался зажечь сигарету. Он забрал у меня спички и зажег сам. Я дважды глубоко затянулся. Пальцы нестерпимо зудели.

— Ладно, — сказал я. — Вчера вечером часов в семь я сидел здесь, смотрел на залив и курил, вот как сейчас, и…

— Начни с самого начала, — попросил он.

— Расскажи мне о полете, Я покачал головой.

— Ричард, мы уже об этом сотни раз говорили. Ничего нового…

— Постарайся вспомнить, — сказал он. — Может быть, вспомнишь сейчас.

— Вполне возможно. А как закончишь, поедем искать могилу.

— Могилу, — повторил я. В этом слове был какой-то коварный, страшный смысл, непонятный и мрачный; загадочнее даже, чем тьма того грозного океана, по которому мы с Кори плыли тогда, пять лет назад. Тьма, тьма, тьма.

Под бинтами мои новые глаза слепо таращились в окутывавшую их темноту…

…На орбиту нас вывела мощная ракета-носитель. Мы сделали виток вокруг Земли, проверяя работу всех систем корабля, и затем взяли курс на Венеру. Далеко остался сенат, все еще взбудораженно обсуждавший, целесообразно ли и дальше тратить такие средства на космические исследования, и руководство НАСА, неустанно молившееся, чтобы мы хоть что-нибудь нашли. Что угодно, но лишь бы нашли.

— Неважно что, — любил говаривать, слегка подвыпив, Дон Ловинджер, руководитель программы «Зевс». — У вас есть все, что надо: новейшее оборудование, плюс пять мощнейших телекамер и отличный телескоп с миллионом всяких линз и фильтров. Найдите золото или платину. А лучше всего каких-нибудь симпатичных глупеньких синих человечков, которых мы могли бы изучать, заставить на себя работать, и над которыми чувствовали бы свое превосходство. Найдите все, что угодно.

Кори и я горели желанием оправдать, если удастся, эти надежды. До сих пор исследования открытого космоса не принесли никаких ощутимых результатов. Начиная с Бормана, Андерса и Ловелла, слетавших в 68-м к Луне и обнаруживших пустынный малопривлекательный мир, похожий на грязный песчаный пляж, и кончая Маркеном и Джаксом, высадившимися десятилетия спустя на Марсе только затем, чтобы увидеть перед собой бесплодную пустыню, покрытую смерзшимся песком и цепляющимися за жизнь лишайниками, — все наши свершения были сплошной неудачей, стоившей миллиарды. Были и жертвы: Педерсон и Лидерер, оставшиеся навечно летать вокруг Солнца после того, как внезапно отказали сразу все системы корабля. Джон Дейвис, чья небольшая орбитальная станция по «счастливой» случайности — один шанс из тысячи — была пробита метеоритом. Да, исследования почти не продвинулись вперед. Похоже, полет к Венере мог стать нашей последней возможностью заявить о себе.

Прошло шестнадцать дней полета. Мы наблюдали, как Венера из звезды вырастает в круг размером с хрустальный шар для гадания; перекидывались шуточками с центром управления в Хантсвилле, слушали записи Вагнера и «Битлз», следили за ходом автоматизированных экспериментов, охватывавших практически все — от измерений солнечного ветра до проблем навигации в открытом космосе. Дважды проводили корректировку траектории полета, в обоих случаях минимальную. А на девятый день Кори пришлось выйти из корабля и долбить по выдвижной АДК, пока она не заработала. Ничего особенного больше не произошло, пока…

— АДК? — переспросил Ричард. — Это еще что?

— Антенна для дальнего космоса. Эксперимент, который так и не удался. Мы передавали в эфир высокочастотные импульсы в надежде на то, что кого-нибудь угораздит их принять, — я потер пальцы о брюки, но это не принесло облегчения — наоборот, зуд еще больше усилился, — Видишь ли, это что-то вроде радиотелескопа в Западной Виргинии, который принимает сигналы из космоса. Только мы не принимали, а передавали, в основном на дальние планеты: Юпитер, Сатурн, Уран. Но если там и есть разумные жители, как раз тогда они, видимо, все, как один, крепко спали.

— Из корабля выходил только Кори?

— Да. И если он принес с собой какую-нибудь межзвездную чуму, телеметрия ее не обнаружила.

— Не в этом дело, — рассердился я, — Важно только то, что происходит здесь и теперь… Вчера вечером они убили парнишку, Ричард, Поверь, это было просто ужасно…

— Рассказывай дальше, — попросил он.

Я глухо рассмеялся:

Наконец мы вышли на эксцентрическую орбиту. Она была вытянутой и постепенно приближалась к поверхности планеты, Триста двадцать к двадцати шести милям — это на первом витке. На втором апогей был еще выше, а перигей ниже. Мы облетели Венеру, как и планировалось, четыре раза. Рассмотрели ее как следует. Отсняли больше шестисот слайдов и бог знает сколько кинопленки.

Облачный покров состоит в равных пропорциях из метана, аммиака, пыли. Сама планета напоминает Большой Каньон в аэродинамической трубе. Кори рассчитал, что скорость ветра у поверхности около 600 миль в час. При спуске наш зонд непрерывно пищал, а потом, взвизгнув, умолк. Мы не увидели ни растительности, ни каких-либо признаков жизни, Спектроскоп показал лишь незначительные залежи полезных ископаемых. Вот тебе и Венера. Нет ничего, и хоть ты лопни. Только страх. Словно летаешь вокруг дома с привидениями в открытом космосе. Знаю, это уже не из области науки, но поверь, у меня внутри все переворачивалось от страха до тех пор, пока мы оттуда не убрались. Она не похожа на Луну. И Луна пустынна, но она какая-то… ну, словом, дезинфицированная, что ли. Мир. открывшийся нам, совершенно не похож на все, к чему мы привыкли. Может, и к лучшему, что Венера скрыта от нас облаками. На вид она словно обглоданный череп, точнее, пожалуй, не скажешь.

На обратном пути мы узнали, что сенат решил вдвое сократить ассигнования на космические исследования. Кори еще тогда сказал что-то вроде: «Ну вот, Арти, похоже, опять будем заниматься метеорологией». А я так даже немного обрадовался. Может быть, нам и правда не стоит соваться куда не следует.

Двенадцать дней спустя Кори погиб, а я стал калекой на всю жизнь. Трагедия случилась при спуске: запутался парашют. Вот они, маленькие превратности судьбы! Мы пробыли в космосе больше месяца, летали так далеко, как никто до нас не летал, и все закончилось катастрофой только потому, что какой-то малый торопился выпить кофе и не расправил несколько строп.

Падение было тяжелым. Один вертолетчик рассказывал, что корабль был похож на падающего с неба огромного младенца, за которым тащилась пуповина. От удара я сразу потерял сознание.

Очнулся, когда меня несли по палубе «Портленда». Они не успели даже свернуть красную ковровую дорожку, по которой нам предстояло бы пройти. Я истекал кровью. Окровавленного, меня быстро несли в лазарет по этой самой дорожке, по сравнению со мной уже не казавшейся такой красной…

— Два года я провалялся в госпитале. Мне дали почетную медаль, кучу денег и эту каталку. Еще через год я перебрался сюда. Люблю смотреть, как взлетают ракеты.

— Знаю, — сказал Ричард и, помедлив, попросил: — Покажи мне руки.

— Нет. — Ответ получился поспешным и резким. — Нельзя позволять им смотреть. Я же тебе говорил.

— Но ведь прошло целых пять лет. Почему же именно теперь? Ты можешь мне объяснить?

Источник